– Оно совершенно, – согласился я, – но зеркала в спальне – это перебор. Где ты вообще их взяла?
Прошелся мимо особняка Берты, глянул на домик знахарки – тишина и спокойствие, а на сердце неспокойно.
– Гони! Гони! – заорал Пратт, когда мы закинули трофейный ящик в карету и сами вскочили следом. – Ходу!
Виселица и висельник. Плаха и мертвец. А последняя, будто гвоздь в крышку гроба, – Бес.
– Меня зовут Валентин Дрозд, – произнес, и слова прозвучали непривычно глухо. Тогда прошептал, вторя звучавшему в голосе усача акценту: – Меня зовут Валентин Дрозд, и сегодня мне едва не сломали челюсть…
Старшину работавших от нас нищих постоянно что-то не устраивало, и он вечно пытался выбить из меня какие-то послабления. Получая очередной отлуп, на какое-то время успокаивался, но вскоре вновь принимался за старое.