Главное, что он работал вчера, когда я заявился туда с ворованным трактатом и попросил заглянувшего вскоре на огонек вербовщика разузнать, у кого из братьев на руках сейчас должно находиться это сочинение Жака Фебе. Тот, разумеется, не преминул высказать все, что он обо мне думает, но в просьбе отказывать не стал.
– Чтоб тебя разорвало! – невольно вырвалось у меня.
Он начал зачитывать имена; охранники отзывались глухим ворчанием. По всему было видно, что расспросы следователей им уже опостылели.
– Выглядит постоялец как? – спросил я, первым поднимаясь по скрипучей лестнице.
Взяв себя в руки, я присмотрелся к распростертому на полу мертвецу с белым, словно вылепленным из воска, лицом. На его сером сюртуке темнело несколько бурых отметин ножевых ран, но самого орудия убийства нигде видно не было.
Отдельный вход, нелюбопытный хозяин и ко всякому привычная публика – это немало, но только ли в этом дело? Или его интересовал «Гнутый вертел» сам по себе?