– Что стряслось, розочка? – повторил едва слышно.
– А… – протянул он. – Ну тогда да, тогда можно.
Мне, в отличие от нее, ясно не было. Только давать повод для сплетен не хотелось, поэтому подхватив чашки с кофе, я бодро направилась на рабочее место. К шефу!
Я благоразумно заткнулась и вернулась к уничтожению пирожного. Правда, хватило меня ненадолго…
– Глеб… Игоревич, – ставя чашку на отполированную деревянную столешницу, позвала я.
Это он сейчас про то, что его язык может превращаться в нечто длинное и раздвоенное или… или у него не только язык удлиняется?