Мне, в отличие от нее, ясно не было. Только давать повод для сплетен не хотелось, поэтому подхватив чашки с кофе, я бодро направилась на рабочее место. К шефу!
Я благоразумно заткнулась и вернулась к уничтожению пирожного. Правда, хватило меня ненадолго…
– Глеб… Игоревич, – ставя чашку на отполированную деревянную столешницу, позвала я.
Это он сейчас про то, что его язык может превращаться в нечто длинное и раздвоенное или… или у него не только язык удлиняется?
Черт! А он на русском разговаривать может?!
Облом был ожидаем, но все равно обиден – дверь оказалась закрыта и ни звука, ни шороха не доносилось. Отдельной обидой, навеянной исключительно «брютом», стал тот факт, что дверь у нас глухая – я не только не слышала, даже силуэтов «парламентеров» не увидела!