Все обрывается с криком, в котором столько боли, что Тора выпускает из пасти пепельного мотылька, – они во множестве вьются над разломами базальта.
Псы долго пытались прорваться через заслоны альвов, а когда удалось, то попросту не сумели сдержать удар. А за линией обороны были даже не городки – деревни и хутора…
Пустота на подносе для визитных карточек его более чем устраивала.
В этом его сне больше не было места ни для королевы, ни для короля. Но сон рассыпался. Он был непрочным, зыбким и ненастоящим. Очнувшись, Оден четко ощутил запах сухого вереска. Впрочем, это солнце выжаривало склоны докрасна. Туманы ни при чем.
Целует он жадно, прикусывает губу и тут же, словно в попытке извиниться за грубость, становится нежен. Вдавливает Тору собственным весом в кровать, моментально отстраняется, заводит руки за голову, оба ее запястья захватывает разом – и просто смотрит.
Арбалетный болт впивается в открытую рану на шкуре белого.