Странное дело, думала Робин, сидя в халатике на кровати и прижимая к уху телефон. Босс в глаза не видел ее жениха, но помнил его имя. Опыт подсказывал, что мужчины не забивают себе голову подобной чепухой. Мэтью многих не помнил по имени, даже свою новорожденную племянницу; но Страйка, видимо, научили, как сохранять в памяти такие подробности.
Занимаясь подготовкой нового дела — жесткая картонная папка, чистые листы бумаги, металлический зажим, блокнот с записями откровений Бристоу, рекламная листовка из паба «Тотнем», — он отметил порядок в ящиках стола, протертый от пыли монитор, отсутствие чашек и остатков еды, а также легкий запах средства для ухода за мебелью. С некоторым любопытством он открыл жестянку для мелочи и обнаружил там выведенное аккуратным, округлым почерком Робин сообщение о том, что ей причитается сорок два пенса за пачку шоколадного печенья. Страйк взял сорок фунтов из наличности, полученной от Бристоу, и бросил в жестянку, а затем, поразмыслив, отсчитал сорок два пенса мелочью и положил сверху.
— Ни фига! Я такого не говорил. Какая-то бульварная стерва позвонила в мой офис и спросила, как называлось то платье. Ей ответила простая закройщица, которую тут же окрестили моим представителем. Да еще выставили дело так, будто я хотел создать себе рекламу, вот ублюдки! Черт их раздери!
— Может, потому она к тебе и тянулась? Может, видела в тебе ровню, а не какую-нибудь… прилипалу?
Щелкнув мышкой, она открыла фото лейтенанта Джонаса Агьемена.
— Отлично. Двойной латте без кофеина. — Страйк поставил перед Робин картонный стакан. — За счет фирмы, — добавил он, когда секретарша потянулась за кошельком.