– Второго и третьего батальонов 18-го пехотного полка;
Кувырок вперед-вправо. Огибаю кучу мебели, вкатываюсь в проход и, вскочив на ноги, тяну на себя очередной шкаф. Бабах! И он с грохотом падает на пол. Следом за ним падаю и я, поворачиваясь лицом к проходу. Топот ног! Они решили, что я прорываюсь напрямик! Сшибая мебель, иду вдоль стены. И в проход между мебелью, с пистолетом, ворвался Антон. Пах! Минус один. Антон грустно уселся на ближайший стул, чтобы не отсвечивать на виду.
Ответ появился неожиданно быстро. Взревел мотор, и из облака пыли начал вылезать орудийный ствол. А вслед за ним появился и сам танк. Вот для чего был нужен этот взрыв! Немцы просто срыли крутой откос, мешавший проходу техники к доту. С других направлений, кроме как со стороны наших окопов, она пройти бы не смогла. А два сгоревших во время атаки танка недвусмысленно намекали на трудность этого пути. Вот немцы и подорвали склон. Гребень холма в данном случае надежно защищал танк от огня наших артиллеристов. Противопоставить ему нам было нечего. Противотанкового оружия в доте не имелось. Крикнув бойцам, чтобы быстро снимали и уносили пулемет, я бросился на первый этаж. Там еще оставались бутылки с горючей смесью. Сейчас они были нашей единственной надеждой. Не успев еще подойти к доту, танк открыл огонь из пушки по моему каземату. Пробить стену дота он не мог. Калибр орудия не позволял. А вот разворотить пулемет в амбразуре – запросто. Стены дота затряслись от попаданий. Практически одновременно заговорил пулемет в траншее. Из танка его видно не было. Но сами пулеметчики могли видеть фланг наступающей пехоты. Хреново! Значит, танк вылез не один. Под его прикрытием шли пехотинцы. Замысел немцев стал предельно ясен. Танк разобьет пулеметы и ослепит амбразуры. А пехота, подойдя поближе, закидает дот гранатами. Поймав пробегавшего мимо бойца, я сунул ему бутылку с зажигательной смесью и отправил к запасному выходу. Приказал ему подпустить танк поближе и зажечь его к чертовой матери. Выскочив в траншею, я выпалил из ракетницы, указывая цель нашим минометчикам. Я не видел наступающей немецкой цепи, но вполне представлял себе, как они могут пойти. Бросив взгляд на пулеметчиков в траншее, увидел, как один из них сполз на дно. Убит? Пулемет тем не менее продолжал стрелять. Около него еще оставалось два человека. Неожиданно над моей головой загрохотал пулемет тылового каземата. Что, немцы пошли в атаку еще и с этой стороны? В унисон ему ударил и пулемет углового каземата. Вот как? Фрицы начали атаку со всех направлений сразу? Вызвать огонь минометчиков еще и туда я уже не мог. По крайней мере, с тех сторон хотя бы не было танков. Забежав назад в дот, я подбежал к своему каземату. На пороге лежал убитый боец, сжимавший в руках пулемет. А через развороченную амбразуру солнце ярко освещало внутренность каземата. Подобрав оружие, я осторожно выглянул из-за угла. В глаза сразу бросилась подбегающая цепь немцев. Они были уже в тридцати метрах от дота. Фонтаны минометных разрывов, выросшие за их спинами, только подстегнули темп бега. Вскинув пулемет, я припал на колено и одним нажатием на спуск выпустил всю ленту по набегающей цепи. Немцы сразу же залегли. Откатившись назад, подхватил из коробки новую и принялся лихорадочно перезаряжать пулемет. Около меня кто-то рухнул на пол. Скосив глаза, я увидел одного из севергинских приверженцев.
– Молоток! – одобрительно кивнул головой майор. – Смекаешь! У немцев там, за холмами, – железнодорожная станция. К ней дорога подходит.
– Какое? Армейская разведка? То же самое. Таких специалистов они не готовят. Генрих, напряги ум! Он же у тебя есть! Все, что для этого нужно, – проанализировать уже имеющиеся данные! Среди всего этого есть, по крайней мере, один факт, который все ставит на место!
– Если эти прошли по тропе, значит, кто-то им ее показал. Или местный у них есть.