– А он тебя перехвалил – никакой ты не Hammer. Так, молоток для орешков… хотя, надо признать, для весьма твердых орешков…
– О, нет, – невесело усмехнулся Курт, – избавьте. Этого не дождетесь; лучше в курьеры.
– Так будет лучше всем, – повторил Курт настойчиво. – Не только ему. Не только вам. Всем. Лучше для дела. Нельзя, чтобы среди нас зрели распри, зависть и раздоры. Такое время. Пойдем по пути холодного расчета; я толковый следователь? Пусть так. Стало быть, я тем более должен уйти. Подумайте, как это было всегда, как действовали мы или имперские дознавательские и прочие службы? Лучших из провинции – в центры… Практика, в корне порочная. Именно потому в этих самых провинциях нет порядка потому они и являются местом рождения всевозможных темных делишек, заговоров и ересей; попросту там некому вовремя их пресечь, там некому против них подняться, некому их увидеть. Если те, от кого это зависит, решат, что от меня и впрямь есть прок – меня тем более следует направить куда-нибудь, где вразумительных следователей нет. Вот вам логика и расчет, Вальтер.
– Спасибо, – едко отозвался Курт, покривившись; подобрав арбалет, помедлил мгновение, глядя в землю, и повторил уже серьезно: – Спасибо. Один – я бы наверняка сорвался сегодня.
– …сосунки? – подсказал Курт холодно; тот смутился, как-то разом и понурившись, и выпрямившись, точно идейный еретик на первом допросе.
– Отчего же, помню, – возразил Курт серьезно. – Это species emoriens, разновидность бравых ребят, на которых попросту недостало времени; только ты-то здесь каким боком? Ты у меня будешь не просто говорить – петь, причем сам же спросишь, не следует ли переложить слова в стихи и сплясать; а еще через пару часов ты мне сапоги лизать будешь, умоляя выслушать. Скажешь – снова типичное запугивание? Нет. Констатация факта.