— Понял теперь, почему у нас террористов не ловят и в каталажку не сажают? — смеялся Илюшка. — Поди полгорода нам сейчас завидует. И народу на валу прибавится — не продохнуть.
Сам Илья Ильич тоже бежал, изо всех сил понукая старческие ноги. Он понимал, что на стену ему не вскарабкаться, но до последнего изображал нападение на Цитадель, чтобы ответный удар пришёлся на него, а не на Илюшку.
— В драке всегда так, одному тумаки, а другому весело. А я стражника не просто застрелил, а всыпал в аркебузу пригоршню мнемонов и выпалил как картечью. Это теперь, едва начинаешь целиться, тебя в оборот возьмут, а прежде было иначе — стреляй, если денег не жалко. Стражники даже подначивали, если кто с луком или пищалью вздумает у стены появиться. Если у стрелка в кошельке пусто, так он и не попадёт, а если мошна тугая, то деньги ваши будут наши. Рана заживёт, а прибыль от такого получается немалая. А я придумал не пулей стрелять, а прямо деньгами. Был там один среди стражи, очень он мне не нравился, вот его я и пристрелил, он только ногами дрыгнуть успел.
Разговор слепого с глухим, состоящий из утверждений, всякое из которых вопреки смыслу и правилам грамматики заканчивается безапелляционной точкой.
— Ты не поверишь. — Илюшка нервно рассмеялся. — На террориста напоролись! Шахид недоделанный, свинья арабская! Кого он там терроризировать хотел, уж и не знаю. Завопил «Аллах акбар!» и подорвал себя посреди бульвара. Это ж сколько он деньжищ в этот заряд вложил? Теперь явно в Отработку загремит.
— Перестань. — Илья Ильич наконец сумел придать голосу достаточно твёрдости. — Что я, тебя не знаю?.. Зачем ты юродствуешь?