Радовало одно, именно за этот день я в первый раз почувствовал, что дивизион из амфорного состояния действительно превратился в боевую часть. Теперь это был более-менее хорошо смазанный механизм, с которым можно воевать, как когда-то, то есть несколько дней назад была моя батарея.
Немцы по нам успели выпустить едва ли десяток снарядов, причем не все танки, восемь как стояли без экипажей, погибших на берегу, так и стоят, но все-таки потери были. Семь мы потеряли на мосту, правда, в основном стрелков, так теперь еще тут. По иронии судьбы, у стрелков даже раненых не было, весь огонь пришёлся на батарею.
— Я еще хочу переодеться. Вон те синие командирские галифе, что у вас под прилавком почем?
Быстро пригнувшись, хотя с дороги меня заметить было не возможно, я отставил бутылку в сторону, снова заткнул ее кукурузной кочерыжкой, положил остатки хлеба обратно в корзину и, стараясь не шуметь, скользнул к дороге.
— Ага. Один Тэ-тридцать семь А. Другой Тэ-тридцать восемь. Моряки их осматривают, говорят вроде на ходу, только топлива нет. Его, кстати, вообще нет, все бочки пустые. Видимо из-за этого и бросили вооружение, увезти-то не на чем.
— Причина следования с артистами? — спросил я.