– Ты хотел как лучше. Я это понимаю, просто… – Надеюсь, трещина не станет шире. – Не делай так больше, ладно? Мне неуютно было там одной. То есть не одной, а без тебя.
– Ну, пойдем, птичка моя. Ты прямо дрожишь вся. А худенькая какая! Не заболела ли ты?
Вот не следовало этого говорить. Не следовало.
Гавин расстегивает ремни, освобождая Урфина из металлической коробки. На разостланный поверх сундука плащ ложились перчатки, наручи, наплечники, левый, побуревший от крови, набедренники. А вот снять кирасу у мальчишки силенок не хватило.
– Скорее закономерно. Мне искренне жаль, если я оскорбил вас. Я хотел бы загладить вину…
– Ваша светлость. – Мягкий голос со вкусом меда. – Я бесконечно рада видеть вас вновь.