— Эй! — повысил голос тот, приподняв кулак к лицу сослуживца. — Ты меня не злословь при молодом поколении, еще подумают невесть что. Я образцовый семьянин и кристально чист в помыслах.
— Если твои приятели не разделяют твоих симпатий к тайным обществам, все пройдет тихо, — не сумел удержаться он, снова в ту же секунду начав корить себя за несдержанность и едва удерживая себя теперь от того, чтобы извиниться; и тот факт, что Бруно вновь все снес незлобиво, лишь добавил камень к той груде тяжести, что скопилась на душе.
— Ну, так арестуйте меня за это, майстер обер-инквизитор. Повторяю: мне наплевать на то, что вы ей вменяете. И по уже упомянутым причинам на вашем месте я не возлагал бы столь великие надежды на вашего Императора.
— На этот раз все, — обессиленно произнес переписчик. — Больше мне нечего добавить. На один лишь вопрос я ответа не дал, но, клянусь вам, я его и сам не знаю; я не знаю, что подвигло Филиппа на все это.
— Ну, извини, что не бегаю, как курьерский конь; «еще б чуть», Густав — и он бы ушел. Когда я смогу его допросить?
— Нет. Нельзя, чтобы ты все просто забыл. Переживи это.