— Это фрагмент реальной перемотки по программе «Золотой Парашют», — сказал Улл. — Вы насмотритесь на подобные проекции испуганных умов досыта, я вам обещаю. Теперь вопросы. Скажите, когда исчезла улица и машина, где оказался мужчина, который из нее вылез?
Но здесь все было наоборот. Однозначность была заключена именно в этой точке, к которой как бы сходилась невероятно широкими спиралями вся реальность. А остальное, в том числе я и Озирис, как раз и было мимолетными и противоречивыми версиями бытия, которые ничего не значили и возникали на ничтожный миг.
Остальное пространство заполняли грубо выкрашенные парты, за которыми сидели восковые ученики в синих робах — такие же, как в кантоне. У каждого в руке было перо, а на парте рядом лежала выцветшая ученическая тетрадка. На некоторых манекенах были совсем древние седые парики с косичками — я видел такие только на старинных портретах.
— Ты получишь все требуемые объяснения. И обучишься великому древнему мастерству. То же самое случилось когда-то со мной — и глубоко изменило мою жизнь. Ты вернешься сюда другим. И станешь одной из могучих опор, на которых покоится наш ампир…
Удивительным было не то, что он мог заглянуть в мою память — к этому я давно привык. Удивительным было то, что он пересказывал мои воспоминания в тот самый момент, когда они появлялись — словно дрон, парящий над сумрачными ущельями моего мозга.
Застывшая на ее лице боль постепенно превращалась в гримасу ярости. Она взмахнула руками, словно набрасывая что-то на Дракулу. Потом еще раз. Это было красивое движение — она как будто пыталась доплыть до него стилем «баттерфляй». Но я заметил, что ее руки начинают меняться.