— Как он может возразить против того, что он равен сам себе?
Мой подбородок успел обрасти длинной бородой. Не щетиной, а именно бородой — такой у меня раньше не было никогда в жизни. Я ощупал ее, и что-то острое и твердое чиркнуло по моей щеке. Это были ногти. Мои собственные ногти. Они отросли до неправдоподобных размеров. Рискуя выколоть себе глаз, я засунул палец под повязку и сорвал ее с лица.
Калдавашкин склонился в полупоклоне, изображая почтительное внимание.
— Ну а вы, — спросила Гера, — вы-то пробудились в конце концов?
— Погляди на картины, — сказала Софи. — Ничего не замечаешь?
— Одна свинка — это нереально, — сказал он. — Было бы хоть две-три…