Я понятия не имел, о чем он говорит — но Калдавашкин, видимо, понял.
Севший рядом с Григорием Эз посмотрел на него с недоумением, а потом тоже обернулся, чтобы поглядеть на меня. Остальные два француза были заняты разговором и ничего не заметили.
— Какая разница. Ты… Ты никакого удовольствия не получаешь, когда я это тебе делаю.
— Да. Я понимаю. Но об этом мне трудно говорить. Даже со своим будущим провожатым…
Я давно заметил, что при общении с халдеями у него прорезаются ухватки не то полуграмотного секретаря обкома, не то высокопоставленного бандита. Видимо, это был оптимальный модус поведения, которого следовало держаться и мне самому. Но это было непросто.
— Ну и нравы тут у вас, — сказала Софи. — Двойные-тройные кросс-укусы… Проверки лояльности… Вы в каком веке живете вообще?