Он играл здесь каждый день. И летом и зимой он приходил в подземный переход, ставил складной стульчик, доставал старенький аккордеон и целый день играл для проходящих мимо людей. Современную попсу и народные песни, красивейшие романсы и рок-баллады… Он мог подобрать любую мелодию, и прохожие охотно бросали в раскрытый футляр монеты и бумажки. Он не мог видеть людей, но догадывался, что его музыка им нравится, что она проникает в душу, заставляет отвлечься от истеричной городской суеты и хоть на минуту дать передышку натянутым нервам. Он играл с утра и до самого позднего вечера, но иногда задерживался еще на пару часов. Обычно он заранее чувствовал приближение этого «иногда». Странная мягкая сила настойчиво просила — именно просила! — задержаться в переходе дольше обычного. И слепой никогда не отказывал в этой просьбе. Проходило некоторое время, и в пустом — всегда пустом! — тоннеле слышались звуки шагов.