— Что, Череп, пришло наше время умирать? — спросил римлянин. — Верно?
Перед глазами стояло вместилище, его нутро, скупо освещенное мертвенным светом.
Но Овида рявкнул, как он один умеет, так, что в чреве у тебя все переворачивается и уже ни спорить, ни ратоборствовать не хочется. И сказал Овида: кто не согласен — пусть выйдет и встанет перед тингом, как Аласейа — небесный герой стоит, тот, что в гневе огонь мечет и от чьей ярости земля, как сырая хвоя, дымится. Пусть встанет да и скажет громко: не прав Овида! Не ты — новый хранитель Закона, прежним хранителем Стайной объявленный! Не ты — хранитель Закона, а я!
— И не квеманы это, — встрял рябой Хиларих. — Слишком злокозненны квеманы, чтобы что-то путное сотворить.
Алексей оглядел всех грозно. Именно так все и было. Может, кто сомневается? Или еще какие неуместные вопросы?
— Славы тебе, — тихонько проговорила женщина.