Увидев Алексея с Геннадием, детина заметно притрухал. Но тут же — молодец! — взял себя в руки: пинком урезонил дворнягу, открыл калиточку и знаками пригласил в дом.
А герульский посол, морда зеленая, глаза потупил, но чувствовалось: доволен.
— Попробуй. Только, по-моему, они по-русски — по нулям.
— …А вутью Аласейю следует из бурга изгнать, — продолжал как ни в чем не бывало мирный вождь. — И от селений людских его тоже следует гнать, ибо опасен вутья людям. Пусть он в лесах с медведями борется или, как Гееннах, квеманов губит, а не нас, гревтунгов славных. Ибо ясно вижу я теперь: опасен Аласейа! — и закричал с драматическим пафосом: — Безмерно опасен Аласейа! Гоните же его прочь, люди! Гоните!
Как именно предполагалось использовать мужественного квемана на похоронах, Коршунов спрашивать не стал. Он и так догадывался. Да и наплевать ему было.
Выяснилось, что мордастая тетка — Стайнова законная супруга, а беременная — вторая наложница. Вернее, первая. Со старшинством тут дело обстояло строго. Все расписано по обычаю. Без записей, правда, но каждый пункт в «документе» о правах, и особенно о праве наследования, оговаривался подробнейше.