Как интересно! От жуткой разверстой раны и следа не осталось — только неглубокий разрез, который постепенно, прямо на наших глазах смыкался, оставляя розовый шрам. Наконец, Император встряхнул кистями.
Пока говорили, лежали нос к носу, таращась друг на друга во все глаза. Слова были привычными, но я его как будто впервые видела. И мысли шли совсем другие — какой он молодец, как держался до самого конца, делая через «не могу» то, что сделать казалось невозможным. Как быстро соображал, петляя по тёмным туннелям, как утешал и поддерживал меня, как делился резервом, как ни разу не заныл… и в итоге спас всех нас.
И была тут какая-то неправильность, как с дергающейся ногой. Выходило, что тело хочет одного, сердце — другого, а душа — третьего. А разум стоит, как глупыш-трёхлетка, сунув грязный палец в рот, и на весь этот раздрай смотрит, глупо хихикая. Будто он и ни при чём. Но мне же уже не три года, а почти четырнадцать, я обязана понимать, что творю и чего хочу!
— До скольких надо считать, чтобы извлечь из тебя ключ от сокровищницы?
— Подрастешь — узнаешь, — в голосе Шона звучала улыбка. — Молодец, поймала, а ведь я не поддавался. Как ты это сделала?
Следующие полчаса мы плясали вокруг кобылы. Та отоспалась, отдохнула, наелась и начала вредничать с новой силой. Меня хлестнули хвостом по лицу, Аса попытались тяпнуть за плечо. Сейчас, в полутёмном деннике, она казалась скорее светло-гнедой. Непонятная какая-то масть — грива с хвостом черные, а шкура — и не так, и не сяк — посередь между гнедой и буланой.