Лица мертвых перемещались вокруг него, расплываясь, он слышал их рев, проклятия и гневные выкрики. Но эта ненависть делала его еще сильнее. Длинный меч отбрасывал людей с его пути, оставляя их поверженными, извивающимися, сломленными, истекающими кровью, воющими от счастья. Те, кто защищался, его не интересовали.
Джезаль, конечно, видел такое часто, и его это не тревожило. Нищие, в конце концов, не должны заполнять улицы и мешаться под ногами. Но сейчас привычная сцена заставила его ощутить беспокойство. Несчастная бродяжка упиралась и кричала, а стражник волочил ее по земле силой, в чем совершенно не было необходимости — просто ради удовольствия. Протест Джезаля вызвало не само действие, а то, как его выполняли у него на глазах, совершенно не думая, что он при этом испытывает. Он почувствовал себя соучастником.
— Можешь сказать Бетоду, что мы выйдем. — Он сделал паузу. — Когда перебьем всю вашу чертову свору.
«Если мне удается распрямиться и встать перед этим чертовым зеркалом».
Ее плоские желтые глаза не выражали ровным счетом ничего. Пустые, как у животного.
Мраморный бюст у лестницы хранил презрительное молчание.