Безропотно поужинав вчера, сегодня «овощ» игнорировал завтрак. Сидел, глядел, как обычно, мимо, гладил кормильца по плечу. И не реагировал, когда в губы ему тыкалась ложка с «замазкой». Ни уговоры («Надо кушать! Иначе сдохнешь, дебил. Давай, за маму-папу…»), ни личный пример эффекта не давали.
— Да, «Отдохновение от забот». Ждите меня там. Через час я вас заберу.
— Туда нельзя. Обидятся. Пересечь святой путь — к несчастью…
— А я говорю: закройте. В конце концов, что вам — не все равно?
Рядом, на стойке, висели кушаки с кистями. На коврике выстроились тапочки-борцовки — белые, как и весь костюм для борьбы.
Стыдное и властное томление копилось в низу живота. Все-таки у него давно не было женщины. Очень давно. Эта развратная, вызывающая, откровенная, как запах течки, красота — опалена дыханием безумия, она возбуждала, отталкивая.