Обитатель «кладовки» поднялся и, неуклюже переваливаясь, вышел к посетителям.
– Не ори. Съешь пилюльку, – посоветовал разгоряченному медику капитан, после чего обратился ко мне: – Так что с тобой такое? Какого хера сейчас произошло?
Представлявшийся таким коротким на карте путь в действительности, как это часто бывает, оказался куда длиннее. По мере продвижения в глубь города картина разрушений становилась все более внушительной. Стромынка напоминала бурую железную реку, зажатую крутыми берегами из рухнувших фасадов, так что двигаться приходилось по верхней их кромке, вплотную к домам, зачастую даже наведываясь в осиротевшие квартиры, если высота и состояние перекрытий позволяли. Часто путь наш прерывался забитыми металлоломом проулками, и тогда приходилось сворачивать, чтобы найти брод в виде осыпавшейся на дорогу высотки, похоронившей под собой смертоносное железо, или вставшего поперек проезжей части бронетранспортера, за которым становилось посвободнее.
– Как сдадут, лечу в клоповник, спрашиваю Тараса Камшу, получаю еще столько же.
– Вот, блядь, всегда так, – хлопнул себя Хашим по ляжке. – Чуть что, ответственного не найти. Ну-ка, – он ухватил меня за подбородок и присмотрелся, насупившись. – Что-то не похож ты ни хуя. Хотя…
– Вот при таком отношении и рождаются уроды.