Поставил коньяк на центр стола. Положил на бокал краюху батона. Как память о несостоявшемся отдыхе. Позвонил в управление. Доложил что процесс пошел. Оделся и вышел из дома.
— Не боишься, что через неделю опять придет?
Ну и что мне править в своей жизни? Не ехать с женой кататься в горы? Но это было в две тысячи четырнадцатом…
Пивной бар на Лиговке, насколько я помню, скоро закроют. Здесь будет кооперативное кафе, где вместо похмельных мужиков с пивом, будут кучковаться студентки с кофе и пирожными. Но пока все в лучших традициях. Официант ко мне привык, и уже не удивляется просьбе кофе покрепче, вместо пива посвежее. Я договорился с Гриней о встрече, и ожидаю его с минуты на минуту.
«Хороший ты мужик, Александр Дмитриевич — думал Мостовский, — только не понимаешь, что тебя уже слили. Назначили ответственным за то, что в сердце российской оборонки созрел гнусный коммерческий прыщ. У тебя ведь контракт через полтора года заканчивается, и, похоже, решено его не продлевать. А мне это время дают, чтоб все запустить…»
— Ну и не раздевайся. Давай я приеду? Шувалово — Озерки для меня тоже самое что Парагвай. Не исследованы абсолютно. А ты мне все покажешь.