— Женщины всегда рожали детей в муках, — возразила Энтропия. — На то воля богини. Так они больше ценят счастье материнства.
— Валд, — прошептала я, вздрогнув от горячего прикосновения.
На этом берегу он был не таким роскошным и цветущим: мелкие растения выглядели чахлыми, листья — все в дырах, скрученные и пожелтевшие. Крона дерева, стоящего в отдалении, напоминала гигантскую сладкую вату: ее окутывал плотный кокон паутины, внутри которого что-то слабо дергалось.
Священник, хмурясь, подошел ближе. За ним прибежали женщины и, охая и причитая, перерезали пуповины, завернули детей в полотенца. Храм наполнился двумя возмущенными детскими воплями, от которых мне почему-то хотелось и смеяться, и плакать одновременно.
— Отстань. Если я буду довольным, Максимова может передумать. А это лишнее.
И ушла. А я остался стоять. На полу лежала нарядная пластиковая заколка. Нагнулся поднял. У неё каре. И она подкалывает ей волосы справа. Я и так знаю, где она живет! Заколка пахла чем то удивительным. Лето, загорелая кожа, море …