— Добрый день, — весело поздоровалась она. — Дивная сегодня погода, не правда ли?
Эркин прошёл в кладовку, скатал и убрал постель. Нащупал и подобрал шпильки. Четыре. Вроде, у Жени их пять. Он пошарил по полу ладонью. Ага, вот она. Осторожно, стараясь не шуметь, отнёс их в комнату, положил на комод и так же тихо вернулся. Пока они спят, он соберётся. А оденется перед самым выходом. Собственная нагота никогда не смущала его, а прикосновение свежего воздуха к коже было только приятно. Так, хлеба на дорогу. Сушки? Женя ему полсвязки отложила, не меньше. Ладно, будет что погрызть. Он налил во флягу холодного чая, завинтил колпачок. Андрей сказал, что это армейская. Правда, удобно. Ремешок, правда, чиненый, но ничего. Хлеб и сушки в тряпку и в мешок. Ещё ломоть ему сейчас.
По лицу Ларри скользнула тень. Джонатан удивлённо посмотрел на Фредди, но тот словно не заметил этого.
Эркин быстро разбирал и укладывал по вьюкам покупки. Андрей вскрыл новенькую пачку сигарет.
— Люба? А, это с шоколадом которая, и песенка ещё была, помню, — Андрей негромко пропел. — Эх, люба моя, эх, мила моя, что же ты не весела была… Стоп, правильно. Мила, Милочка. Мила её звали. Младшенькую. А полностью… нет, ушло уже.
Но за окнами была темнота. Эркин нашёл так и оставшийся на столе ковш, жадно напился. И чуть было спросонья по привычке не зашёл в комнату. Благо, Женя оставила на ночь дверь открытой. Он опомнился на пороге и постоял у притолоки, слушая их дыхание. Женя всхлипнула во сне. Сволочь он всё-таки, довёл её до обморока. Но кто ж знал, что она так… Ну, может теперь наладится? И так просто свора не пришла бы. Её навели. Знать бы, кто наводки даёт… Он почувствовал, что мёрзнет, и вернулся к себе. Тихо прикрыл за собой дверь и лёг. Запор надо какой-нибудь придумать. Наружный крючок он оставил. Поискать ещё один… или снаружи простую защёлку, а крючок вовнутрь… Женя обидится, что он от неё запирается… Ладно, не зима, лето. За лето всё может случиться.