Андрей ушёл в дом, а Эркин оглянулся и сел на поваленный забор напротив. Нечего зря торчать, маячить. Тихая улица пуста по-воскресному. А врал Андрей, что снимает без работы. Забор он делал. И вон, на крыше свежая заплата, и ещё… Но как сказал, так сказал. Его дело. Солнце ещё не поднялось над домами, но уже ясно — будет жарко.
— Разумеется, мы все сыграем, — одобрила Дайана.
Он лежал, скорчившись на полу, его пинали, волокли куда-то за волосы… Потом велели раздеться. Он так и не понимал ничего и привычно повиновался. Он умел раздеваться быстро, но его всё равно били. И вот он уже лежит на полу, на спине, как и велели, с закинутыми за голову руками, а на его лодыжках и запястьях застёгивают кандалы. Но за что?
— Со скотиной, — ответил, наконец, белый. — Бычков пасти.
— Десять, — пожала она плечами, — ну, пятнадцать.
— Дела белых его не касаются. Парень живёт по этому закону. Он перестал считать меня белым. Хотя, — Фредди усмехнулся, — хотя и взбрыкивает регулярно. У него хорошая память и точный язык. И дьявольски наблюдателен.