— Барыня-мадам, — Говорю, — извольте откланяться! Потому как дела неотложные зовут меня. Зов природы чуйствую!
Рынок уже полнёхонек, ну так мало не шесть утра! Самый разгар, так сказать. Прошёлся важно, поздоровкался со знакомцами, да и к Матрёнихе — та рукой уже машет.
Санька, дрогнув на мгновение, полез за пазуху, но я хлопнул ево по руке и тут же потащил к выходу. Заскочил к съёмщику и отдал деньги за Чижов нумер, вперёд за две недели.
Задумавшись, женщина села рядом, отложив хлопоты у печи.
Травы попервой отгрыз, снова разговоры разговариваем. Бутовские пообещалися верши мои не трогать и вообще не шалить. Девчонки подтянулися, а ничево такие! Смешливые да смазливые, только наглые больно. Известное дело, при господах, да не господа. И не прислуга, чтоб вежество соблюдать, и не крестьяне уж, наверное. Так, серёдка-наполовинку.
Пытаюсь сделать суровую физиономию, положенную первому кулачнику и плясуну Москвы, но не получается. Вот чувствую, што морда лица будто трескается от улыбки. И ето, похоже, заразно — Санька тоже улыбается дурачком малолетним, да и торговки тоже тово… Некоторые вон даже сморкаются от избытка чувств и соплей.