Пытаюсь сделать суровую физиономию, положенную первому кулачнику и плясуну Москвы, но не получается. Вот чувствую, што морда лица будто трескается от улыбки. И ето, похоже, заразно — Санька тоже улыбается дурачком малолетним, да и торговки тоже тово… Некоторые вон даже сморкаются от избытка чувств и соплей.
Недавно ещё тем пирожком, што промеж ног, торговала. А теперя всё — в тираж вышла. Вроде как и не старая, двадцать четыре всево, а потрёпаная так, што ой! Не одна дивизия промеж её ног промаршировала, всю истоптала. Ну, не мне судить!
— Ну-с, молодые люди, скоро и на поправку, — Шутил он с пациентами. А потом со студентами — быр-быр-быр не по-нашему! Иногда только отдельные слова знакомые проскакивают, но понятней от етого не становится.
Чувствовал себя, как после тяжкой болезни. Делалось всё «через нехочу», и слабость такая, ну прям как по весне после голодной зимы, мало што не шатает на ветру. Чувства тоже такие, што прям серенькие, будто грязью присыпаны и едким дымом от костра прикрыты. А потом снова пришёл Мишка.
— Говорит, преступник, — Странно-весёлым голосом сказал дяденька Волк.
— А не поверишь! Вроде и деньги есть, а потратить толком не могу! Документов-то нетути! Ни дом купить, ни в банк положить, ни даже квартиру снять.