— Париж затемнен, — сказала хозяйка. — Только что передавали.
— Что? — вскрикнула она. — Не может этого быть! Неправда это!
Равик поставил кальвадос и «вуврэ» на стол. Через открытое окно доносился тот же голос, какой он услышал на лестнице. Плач по усопшему. Голос нарастал, стихал и снова звучал в полную силу. Очевидно, окна Гольдбергов были открыты — стояла теплая ночь; похолодевшее тело старого Арона лежало в комнате, обставленной мебелью из красного дерева, и уже начало медленно разлагаться.
— Борис!.. Здорово, старина, — сказал Равик. — Кажется, я попал как нельзя более кстати. Это «вуврэ»?
— Да. И даже больше чем красива. Ее лицо так и светится какой-то открытой жизнью.
— В «Принце Уэльском». Неподалеку отсюда. Хааке достал блокнот и записал адрес. Равик смотрел на изящный переплет из красной мягкой кожи, на узкий золотой карандаш. Что там записано? — подумал он. — Вероятно, информация, которая обрекает кого-то на пытки и смерть.