— Да. Я… видите ли… я уже немного его знаю. Все-таки лучше, чем совсем незнакомое место.
Кельнер вернулся с газетой. Это была «Пари суар».
— Что со мной? — с трудом проговорила Жоан.
— Падает. Сто двадцать. Очень слабого наполнения.
Равик включил скорость, и машина тронулась.
— Не вздумайте только теперь отказываться. Он выпил рюмку. Двенадцать дней, подумал он. Пройдет двенадцать дней — и Хааке будет снова в Париже. Двенадцать дней — их надо как-то убить. Вся его жизнь сводилась теперь к этим двенадцати дням, и ни о чем другом он думать не мог. Двенадцать дней — за ними зияла пропасть. Не все ли равно, как проводить время? Костюмированный бал? Могло ли вообще что-либо казаться смешным в эти зыбкие две недели?