— За кого вы меня принимаете? — возмутился Симонэ. — Что я вам — воришка?
Старик Мозес не пустил меня к себе в номер. Он вышел на стук в огромном восточном халате, с неизменной кружкой в руке и буквально выпер меня в коридор своим толстым брюхом.
Одно мне было ясно: готовилось какое-то преступление. Какое? Убийство? Ограбление? Мысль об убийстве я торопливо прогнал от себя. Я просто не мог себе представить, кого здесь могут убить и зачем. Потом я вспомнил про записку, которую подбросили дю Барнстокру. Мне сделалось нехорошо. Впрочем, из записки явствовало, что его убьют лишь в том случае, если он попытается бежать…
Он сидел в своем кресле, широкий, кряжистый, жовиальный, невыносимо довольный собой.
Я вернулся на стол, положил пистолет рядом с собой на сукно и закурил.
— Уже без четверти пять, — напомнил хозяин.