— Ты чудо, Флавия, — объявила она. — Честное слово. Пойдем сюда — взгляни на это.
При этих словах мое лицо залилось краской.
Первый раз мы услышали, чтобы человек, который с нами только доброжелательно беседовал, повысил голос, и это потрясло нас до глубины души.
Хотя отец заставил всех нас обзавестись очками, Фели отказывалась носить свои, а мои стекла мало чем отличались от оконных. Я надевала их либо в лаборатории, чтобы защитить глаза, либо для того, чтобы вызвать жалость.
Отец все еще не появлялся, равно как и Доггер. Я знала, что Фели и Даффи отродясь не снизойдут до того, чтобы ответить на звонок («Я что, собака Павлова?» — скажет Фели), а миссис Мюллет не выходит из кухни.
— Расскажи мне, что произошло, — попросила я. — Расскажи мне все, что помнишь.