— Ну, не надо. Все к тебе хорошо относятся.
На зиму Чистоплюй задремал и почти ничего не ел, да и клея от него было трудно допроситься. Хорошо еще, что Вайткус догадался запасти клей на зиму в закрытых сосудах. С приходом весенней оттепели Чистоплюй очнулся, начал волноваться, вертеться в клетке и плевать почем зря.
Олег выбежал из дома как был, в одной рубашке. Было холодно, он сидел на бревне, на пустоши, ему не хотелось возвращаться, и он всей шкурой ощущал, как за ним следят — следят из хижин. И Лиз, и мать, и Старый, и Сергеев. И никто ему не верит.
— Тебе здесь не нравится, тебе здесь скучно, ты жалеешь, что попал в эту экспедицию. А я — единственное человеческое развлечение, — определила Салли.
Дик рос и рос, скоро он достанет головой до неба, но он может расшибиться об облака, ведь облака стеклянные, твердые… Олег сильно зажмурился и снова открыл глаза, чтобы изгнать видение. Томас сидел на одеяле и раскачивался, словно беззвучно пел.
По инерции Павлыш продолжал идти, понимая уже, что надо что-то сказать, правильное, соответствующее моменту. «Как хорошо, — успел он подумать, — что они тоже нас искали и мы догадались вернуться…»