Фома поклонился, благодаря за комплимент.
Герцог не ответил. Казалось, он наблюдает за парой гимнастов, делающих упражнения на кольцах. Но Регина могла поклясться, что гимнасты интересуют Оливейру в последнюю очередь. Лишь когда пауза затянулась до неприличия, герцог еле заметно кивнул.
– Это серьезно, – Фома с минуту размышлял. Глаза его потемнели. Казалось, он ставит себя на место Гюйса и прикидывает, как поступил бы в его случае. – Тогда вы правильно сделали, что отказались.
– Нам не трудно, – голос Линды дрогнул. – Просто ни к чему это.
Девушки, как по команде, взялись за кофе. Спорить с герцогом было всё равно что бить ребенка. Любой выдвинутый Оливейрой аргумент разлетался в прах сам собой.
А еще, подумала Регина, ты всё время пробуешь скорлупу. И не хочешь, а пробуешь, как трогают языком больной зуб. Нет, скорлупа не давит, как на соревнованиях. Скорее отделяет тебя – от тебя. Ты и снаружи, и внутри. Хочешь стать целой, а не получается! Это немного боязно: а вдруг больше не срастешься?! Потом страх уходит. А скорлупа выворачивается наизнанку, обволакивает тебя и становится внешней.