— Я тебя не заставляю, — сообщил инквизитор мягко. — Но мне очень хотелось бы… чтобы у нас получилось. Да?..
Улица, льющаяся глубоко под ногами. Темно-красная морда тепловоза. Фен, соскальзывающий в гору пены…
Он зажмурил глаза. Он понял вдруг, что счастлив. Мгновение острого счастья, которое нельзя удержать, но можно только запомнить. А потом вспоминать долго, долго…
Потому что в глазах Назара не было ни упрека, которого она ждала, ни брезгливости, которой она так боялась. Это были совершенно прежние, вот только смертельно усталые, больные и печальные глаза.
Самолет коснулся бетонки; Клавдий с сожалением ощутил, как чувство полета сменяется суетливым бегом по взлетной полосе. Сейчас он придет домой, отключит телефон и снова станет рыбой. Во сне. Где нет ни тягостного предчувствия, ни ведьм, ни чаши стадиона, которая нависает над головой, огромная бетонная тарелка, человеческая каша, каша, месиво…
Капитан на минуту опешил — но возразить не решился.