Он зажмурил глаза. Он понял вдруг, что счастлив. Мгновение острого счастья, которое нельзя удержать, но можно только запомнить. А потом вспоминать долго, долго…
Потому что в глазах Назара не было ни упрека, которого она ждала, ни брезгливости, которой она так боялась. Это были совершенно прежние, вот только смертельно усталые, больные и печальные глаза.
Самолет коснулся бетонки; Клавдий с сожалением ощутил, как чувство полета сменяется суетливым бегом по взлетной полосе. Сейчас он придет домой, отключит телефон и снова станет рыбой. Во сне. Где нет ни тягостного предчувствия, ни ведьм, ни чаши стадиона, которая нависает над головой, огромная бетонная тарелка, человеческая каша, каша, месиво…
Капитан на минуту опешил — но возразить не решился.
— Никто тут не убирает, — равнодушно заметил инквизитор. — Если хочешь — можешь попробовать. В постельной тумбе чистое белье, в ванной горячая вода… Вообще, что найдешь — то твое. Пользуйся, потом положишь на место…
— Я, собственно, только Клавдию хотел, ну, она прощения просила…