Это правда. Он не хотел делиться своим горем. Дюнка была — его…
— Нет, — сказала Дюнка, и в голосе ее была такая уверенность, что Клав смутился.
Цензура бдительно прикрыла непотребное слово длинным и сочным шипением.
Мира больше не существовало. Ничего, что он привык считать средой своего обитания, больше не существовало; привычное и незыблемое поднялось на дыбы, над человечеством висела опрокинутая воронка, медленно проворачивался черный смерч, и, захваченные его чудовищным притяжением, по воздуху летели законы и привязанности, устои и обычаи, живые коровы, обломки зданий, вырванные с корнем деревья, вырытые из могил гробы…
Она счастливо засмеялась, и смех ее был подхвачен сотнями голосов.
Это не удержался от насмешки другой чугайстер, тот, что пониже.