– Электронные? – Болдин брезгливо поморщился. – Слышал я как-то на выставке ритм-машинку «Ямаха» – звуки примитивные, детские.
Это странно, но жизнь в СССР мне стала нравиться. И это не удивительно, ведь главные «прелести» советского строя – всеобщий дефицит и лизоблюдство – меня почти не касались. Почти любую импортную вещь или продукт я мог купить в «Березке» или заказать по каталогу в спецотделе ГУМа. Сильное прикрытие сверху позволяло мне особо не пыжиться, прославляя советский строй и его «достижения». Несколько раз мне снова предлагали вступить в партию, но я твердо отказывался под предлогом, что не чувствую себя достойным, и от меня отстали. Мне не надо было сидеть на многочисленных собраниях и торжественных заседаниях. «Написав» несколько патриотических песен, я выполнил свой долг перед советской родиной и относился ко всем социалистическим загибам с тайной иронией.
– Приходите к нам вечером на дискотеку со своей музыкой, – включилась в разговор девушка-брюнетка. – У нас молодежи много и аппаратура есть – а вечером скучно!
– На Пионерке? Да, слышал, это на участке у майора Мухамадеева. Жалко старушку. А это что за фото, можно посмотреть? – спросил он для вида. – Кто это с вами? Так это же Пугачева!
– Да ладно, тебе, Стас, перехвалишь, – смущаясь, сказал Игорь.
– Ну вот, а ты прибеднялась! – воскликнул я. – Салтыкова бы умерла от зависти!