– Но я тоже не хочу участвовать в противозаконных… – начал объяснять Фандорин, однако Морозов не дал ему договорить.
Дмитрий Прокофьевич был весьма славный молодой человек, рано оставшийся без родителей и пробивавшийся в жизнь собственными усилиями. Помощи от родных он решительно не принимал, хотя жил почти в нищете – перебивался с хлеба на квас, зарабатывая копеечными уроками и переводами. За такое кредо Порфирий молодого человека уважал, ценил в нем ум и отзывчивость, потому и послал к нему посыльного с записочкой.
– Снова он за свое! – всплеснул руками депутат. – Я-НИКОГДА-НИКОГО-НЕ-УБИВАЛ! И не намерен в дальнейшем. Да и невыгодно мне, чтобы Игорь бесследно исчез – это бросит на меня такую тень, не отмоешься. Единственный мой шанс выйти из этой мокрой истории более или менее сухим – найти поганого маньяка и сдать милиции. Я должен от него дистанцироваться. Что он псих законченный, мне Марк Донатович давно говорил, да я отмахивался. Нужно найти Игоря! Хочу спросить, на хрена он меня так облагодетельствовал. Поговорю – и сдам ментам, в наручниках.
Сопровождаемый этим жутким воплем, Николас выбежал за Сашей.
– Я не понимаю… – с трудом произнес пристав, уразумев лишь одно – что жизнь его по какой-то причине в сию минуту еще не заканчивается.
– Ну конечно, конечно. В частных сделках, особенно между интеллигентными людьми, главное – щепетильность и абсолютная честность. – Лузгаев немножко подумал и осторожно, словно примериваясь, протянул. – Я заплатил господину Морозову пять… десят… тысяч. Да, именно пятьдесят.