— Так племянник же! И на Мономашичей зол! И…
— Заткнись, усерыш! — Степан замахнулся на Антона факелом. — Сейчас морду-то прижгу! Мы прибежали, глядим: ляхи Захария убивают, а этот под стеночкой сидит и глазками, как девка помаргивает…
— На-ка, утрись, а то накапаешь с усов, чудо мое…
Сапоги никак не желали попадаться на глаза… перед глазами вообще плавала какая-то муть, а свет, проникавший через волоковое окошко казался ослепительным до боли. Бурею вдруг стало жалко самого себя до слез — лежит тут один, всеми позабытый, и сапоги, стервецы, куда-то смылись… наверняка сговорились промеж себя…
— Здравствуй, сынок, испей кваску с дороги.
— В кнуты его! — Мишка указал на Семку Клеща. — Не жалеть!