Отрясательница слов, которая едва могла расслышать фразы того человека, ответила шепотом. Она подала слова вниз сквозь ветки.
Роберт Хольцапфель завалился направо, на холодную парящую землю.
У нее горело лицо, а в руках и ногах упорствовала боль — оцепенение, одновременно изматывающее и болезненное.
На его губах шевелилась огорченная улыбка.
— Еще чего! — Лизель поднялась и стала отряхивать грязь с курточки.
Она схватилась за девочку сзади, крепко сжала ее плечи. Роза пела песню, но так тихо, что Лизель не могла разобрать. Ноты рождались на выдохе и умирали в губах. Папа рядом с ними оставался спокоен и недвижен. Только раз он положил свою теплую ладонь на холодную макушку Лизель. Ты не умрешь, говорила эта ладонь, и она не врала.