В доме Хуберманов то был не лучший вечер.
Лизель поглядела на Папу, будто он сошел с ума.
Когда она пришла домой, Макс сидел в кровати со сдутым мячом на коленях. От бороды у него чесалось лицо, и стоило большого труда держать заболоченные глаза открытыми. Рядом с подарками стояла пустая миска из-под супа.
— Я приду завтра, — сказал он, — и покрашу вам дверь.
Решив записать свою историю, она задалась вопросом, в какой момент книги и слова стали не просто что-то значить, а значить все. Не в тот ли миг, когда она впервые увидела комнату, где книг были полки за полками? Или когда на Химмель-штрассе появился Макс Ванденбург и принес в горстях многие беды и «Майн кампф» Гитлера? Или виновато чтение в бомбоубежищах? Последняя прогулка в Дахау? Или «Отрясательница слов»? Может, точного ответа, где и когда это началось, так и не будет. Во всяком случае, я не стану забегать вперед. Прежде чем мы доберемся до какого-нибудь ответа, нам нужно приобщиться к первым дням Лизель Мемингер на Химмель-штрассе и к искусству свинюшества.
Ганс Хуберман застыл, склонившись, упираясь вытянутыми руками в стену дома. Его внезапно придавило тем, что сейчас произошло.