— Черт возьми, Хуберман. — Он поскреб свои губы, чтобы расклеить. — Что это за херовина была?
Они дошли до середины дорожки, и тут Михаэль Хольцапфель опомнился и вернулся.
Лизель теперь держала новая рука, и когда она, скованная ужасом, повернула голову, рядом стоял Руди Штайнер — он сглатывал, видя, как Папу секут на дороге. От шлепков Лизель тошнило, ей казалось, что Папино тело сейчас треснет. Ганс получил четыре удара, прежде чем тоже рухнул на землю.
В приемниках Германии ревел голос фюрера. Мы не сдадимся. Мы не успокоимся. Победа будет за нами. Наше время пришло.
— Я забыла, — сказала девочка. Подняв мешок с бельем, она обратилась к жене бургомистра. Забыв о натужном дыхании, Лизель втискивала слова сквозь брешь в дверном проеме — между косяком и бургомистром — женщине. Дыхание требовало таких усилий, что слова вылетали малыми порциями. — Я забыла… В смысле, я просто… хотела, — говорила она, — сказать… спасибо.
Она вырвала из книги страницу и разодрала ее надвое.