Из этой свары Руди вышел с подбитым глазом, треснутыми ребрами и новой стрижкой.
— Gottverdammt, — сказала Лизель себе под нос. — Проклятье!
По карте, что была у него в голове, он дошел от Пазинга до Молькинга. Когда он увидал город, было уже поздно. Его ноги страшно гудели, но он был почти на месте — в самом опасном месте, где только можно оказаться. Протяни руку — и дотронешься.
И снова жена бургомистра посмотрела куда-то мимо Лизель. Лицо — чистая страница.
Ну нет. Книгу ты не получишь. Лизель не уступит.
— Сначала неотложное, — сказал Ганс Хуберман в ту ночь. Застирал простыни и повесил сохнуть. — Ну вот, — сказал он, вернувшись. — Приступим к полуночному уроку.