В зеркалах — ближе, дальше, сбоку, сзади — отразилась белесая пузырящаяся масса. Руал видел её и был ею — кричать ему было нечем, и только глаза, только человеческие глаза оставались ему, глаза, лишённые век, чтобы нельзя было зажмуриться.
— Дурак… Мартышка ты, а не… — он сделал странное движение бровью, и я вдруг увидел под самым своим носом буро-зелёный кустик какой-то колючей травы.
Снова налетел ветер, поднял столбом палые листья, закрутил и бросил — Ящерица двинулась Руалу навстречу, медленно, будто неохотно, через силу, с трудом. Март смотрел ей в спину и немо разевал рот, будто выброшенная на берег рыбина.
— А я всегда чувствовала, что ты идёшь… У меня голова начинала болеть, и я думала — опять негодный Марран…
Ильмарранен перевёл дух и попробовал толкнуть дверь. Та вдруг поддалась — неожиданно легко. Руал облизнул запёкшиеся губы, стиснул, как талисман, фигурку ящерицы за пазухой и вошёл.
Они втроём сидели за круглым столом в кабинете — тем самым, чья столешница была расписана причудливой вязью магических символов. Руки их лежали ладонями вниз, и стол дробно трясся, и вздрагивал пол под ногами. В буфете звенела посуда, тяжело раскачивалась люстра под потолком.