За вторым червонцем третий появился. За третьим – четвертый. Два из них кабатчик себе взял и пир такой закатил, что только дым коромыслом. Корягу на лучшее место усадили, иначе как Пафнутием Акимовичем не звали, подносили да подливали, на кружку медную зыркали и не понимали, отчего Дерево неудачливое, враз величайшим сделавшееся, плачет, чуть не рыдает. Отчего печаль?