— Зорич, что происходит? За что? — снова слезы.
Оставшись одна, Инга никак не могла придумать чем заняться. Она долго принимала ванну, нежась в душистой пене, затем исследовала свои ногти на предмет корректировки маникюра, тщательно упаковывала в сумку кожаные доспехи, «кажется, Артему понравилось, как я выглядела». От отчаяния и скуки Инга даже попробовала почитать конспекты к следующему экзамену, но занятая другими мыслями голова наотрез отказалась воспринимать академическую информацию.
— Вот то-то, — улыбнулся Артем. — Я обещаю, что за жизнь придется бороться по-настоящему и ощущения, которые ты получишь, будут самыми неприятными на твоей памяти.
Сидящая на троне Анна гордо вскинула голову.
— Скажите, Ортега, вы верите, что епископа Гангрела высушил обыкновенный масан?
Какой бы ни изображал свою музу художник, каждая ее черточка приводила стороннего наблюдателя в трепет. В трепет кролика перед удавом. Ею было невозможно не восхищаться: черноволосая незнакомка была потрясающе красива, но ее красота вызывала ужас. Каждая линия чарующего лица его музы была линией Зла, каждый изгиб прекрасного тела — изгибом Зла, тень от пышных ресниц — тенью Зла, а сияющие черными звездами глаза заставляли наблюдателей отворачиваться. Незнакомка была пропитана мраком. Злом. Тем Злом, краешек которого Вера увидела недавно в зеркале. Настоящим. Первородным.