— Ты уже пьешь? — Вера устроилась на диване.
«Как он мог подумать, что я пошла по пути богатых бездельниц, обалдевших от скуки и роскоши и глушащих никчемную жизнь вином и транквилизаторами?»
«Не может быть! Я только что прошла через нее!»
Обычно, услышав, как поднимается Костя, как он тихонько выходит из спальни, осторожно прикрыв за собой дверь, Вера еще дремала какое-то время, недолго, минут пятнадцать-двадцать, поднималась, принимала ванну и выходила проводить Костю-младшего в школу. Правда, сейчас было лето, но она все равно поднималась — по привычке. Затем следовал легкий завтрак, который Ольга Петровна, экономка и домоправительница, накрывала в столовой, и после этого Вера шла будить Наденьку. Несмотря на то что к Наденьке была приставлена Клавдия Степановна, квалифицированная и опытная гувернантка, Вера всегда будила дочку сама, считая, что первая улыбка ребенка должна принадлежать матери, и никому более. Ну, может быть, отцу. И только. Вера сама расчесывала каштановые кудри дочери, такие же густые, как у Кости-старшего, сама одевала ее и отводила на завтрак, где и передавала в опытные руки Клавдии Степановны. Так было всегда, но не сегодня.
Сладкая волна накатывала снизу, где с прежней щемящей грубостью напирала полицейская дубинка. Ярко-красные губы Анны обжигали рот, ее язык скользнул по щеке.
Получилось так, что на нее набросились сразу. Едва за спиной девушки захлопнулась металлическая дверь, как один из гориллообразных швейцаров оказался около нее и с силой вывернул ей руку.