– Белла, – засмеялся Эдвард, – когда проснешься, сможешь продолжить спор с новыми силами.
Я, как могла, рассказала о густом смолистом запахе креозота, стрекоте цикад жарким июльским днем, кружевной листве деревьев и бесконечном небе, до которого далеко даже горным вершинам с багрово-черными жерлами потухших вулканов. Труднее всего было объяснить, почему мне дорог этот край, убедить, что красота может скрываться даже в опаленных солнцем долинах и диких, цвета топаза, скалах. Мою любовь к Аризоне трудно передать словами, и я поймала себя на том, что все чаще прибегаю к жестам.
Эдвард взглянул на гибкий шланг у кровати.
– Мама здесь? – Я попыталась сесть, но в глазах тут же потемнело, и Эдвард заставил меня лечь.
Отложив яблоко, я попробовала пиццу. Предстоящий разговор вряд ли будет приятным.
– В Финиксе семь миллионов жителей, – с готовностью сообщила я.