— Гермий, обряд надо остановить! Я не знаю, что будет с Алкидом, когда жертву убьют… ах, были б мы на Пелионе!
«Помнишь, помнишь, но совершенно необязательно орать об этом на всю таверну», — с легкой досадой подумал Амфитрион, забираясь на возвышение и присаживаясь на табурет рядом со своим бывшим союзником по тафийскому походу Эльпистиком Трезенцем — дородным рыжебородым детиной в хитоне из дорогой ткани, первоначальный цвет которой уже было невозможно выяснить, до такой степени одежда была залита вином и жиром.
Алкид ничего не ответил, глядя то на свои руки, то на мертвого Лина.
— Великий день сегодня, — согласился бог войны, — а атаковать Флегры лучше завтра. Вспомни, отец, — в свое время ты далеко не всегда шел напролом, не пренебрегая и военной хитростью.
— Да, — отвечает вернувшийся легконогий проводник.
— Ты. Я сказал тебе, что Алкид свернул шею Лину, и ты не возразил. Более того, ты согласился, добавив при этом, что дети тебе все рассказали.